top of page

Музыка и искусство в жизни Вернадского В.И.

В архиве учёного хранится любопытный документ: ответы Вернадского на вопросы, которые прислал ему один исследователь, интересовавшийся организацией труда научных работников. В этой анкете Вернадский рассказывает, что в своей долгой жизни он часто менял характер научных интересов, обычно работал над несколькими темами одновременно. Месяцами, а иногда годами обдумывал интересовавшие его вопросы. Учёный собрал обширную справочную библиотеку и свободно читал на всех славянских, романских и германских языках. Ночами никогда не работал, но в молодости занимался порой и до двух часов ночи. Вернадский внимательно следил за художественной литературой, интересовался искусством: живописью, скульптурой, музыкой. Наилучшим видом отдыха были для него прогулки пешком. Огромное внимание до последних лет он уделял экспериментальной работе. Но руки его как экспериментатора, по его собственным словам, были средние. Больше давали идеи.

В.И. Вернадский — гениальный ученый, как-то сказал о себе, что никогда не жил одной наукой. Интерес к научному творчеству и искусству у него, видимо, питался из одного источника. «Прекращение деятельности человека в области искусства не может не отразиться болезненным подавляющим образом на науке», — писал он.
Посвятив свою жизнь науке, он уделял большое внимание вопросам искусства и культуры, использовал любую возможность для посещения музеев, картинных галерей, театров, концертов, оперных спектаклей. Из всех видов искусств ученый отдавал предпочтение музыке. Вот некоторые мысли самого Вернадского об этом.
«Мир художественных построений, несводимых в некоторых частях своих, например, в музыке или зодчестве, сколько-нибудь значительно к словесным представлениям, оказывает огромное влияние на научный анализ реальности. Мне представляется музыка глубочайшим проявлением человеческого сознания, ибо и в поэзии, и в науке, и в философии, где мы имеем дело с логическим понятием и словом, человек невольно и всегда ограничивает – а часто искажает – то, что он переживает и что он понимает. В пределе «мысль изреченная есть ложь» (Тютчев). В музыке мы имеем неизреченные мысли…». «Музыка, — подчеркивал Вернадский, — это язык интуиции, а не логики… Достижения музыки открывают научные истины, философские построения».
Владимир Иванович считал, что только музыка способна «выразить невыразимое», создать «бессловесный язык», который сможет передать все «оттенки, мысли» и переживания внутренней духовной жизни человека, которые не могут быть выражены обычным языком.

Было бы интересно поточнее проследить влияние музыки на научную мысль. Мне трудно разбираться в истории музыки из-за недостатка знаний музыкальных наук, нот и плохой музыкальной памяти». Вернадский обращает внимание на то, что музыка остается всегда понятной, эстетически полноценной, а либретто, отражающие идеалы, нравы и настроения определенной исторической эпохи не соответствуют величию музыкального произведения и выглядят безнадежно устаревшими, и оставляют ощущение несоответствия музыки и сюжета.
С этой точки зрения очень интересны оценки Вернадским оперы Моцарта «Свадьба Фигаро» (в письме жене 28 января 1989 г.). Музыка являлась для Вернадского не только источником эстетической радости, но и предметом серьезного изучения истории музыки, в осмыслении научных поисков и научной интуиции. «Масса роится мыслей, и в этом движении мысли для меня весь смысл переживания таких антикварно-художественных прогулок. Мысли бегут, их не поймаешь.… Но какая-то внутренняя работа (творческая? – прочитав биографию Гете, — я думаю, это испытывали художники) идет внутри, и я ее чувствую, но не понимаю. Мне кажется, бессознательно идет у меня какая-то переработка вопросов научной космогонии. Опять душа рвется к бесконечному». На протяжении всей жизни Вернадского занимает вопрос истоков творчества. Он как бы изнутри наблюдает за каждым движением своей мысли, стараясь его понять и разрешить. Но эти мгновенные озарения не всегда могут быть выражены в словесной форме, и музыка, видимо, была своеобразным ключом к этой тайне.

Все, что мы не знаем, мы знаем благодаря мечтам мечтателей, фантазеров и ученых-поэтов.

Моцарт "Свадьба Фигаро"

Л.Бетховен. Симфония № 3 "Героическая"

Вернадского привлекали музыкальные произведения особого творческого напряжения, такие как Героическая симфония Бетховена, выражающая высокий полет фантазии, громадный масштаб симфонизма, не имеющий прецедентов в мировой музыке. Вернадского и Бетховена объединяет общая черта — крайняя сосредоточенность, концентрация внимания, необходимость напряжения духа, чтобы удержать идеи. Р. Роллан подчеркивает, что «сила концентрации есть первый и основной признак бетховенского гения. Несомненно, концентрация является неотъемлемым условием всякого великого творения искусства и науки. Каково бы ни было произведение и какой бы ни был отдельный момент – страница, фраза, акцент – чувствуется взгляд человека, вонзающегося в идею со страшной сосредоточенностью».

Вернадский имел возможность в качестве слушателя участвовать в этом периоде расцвета симфонической музыки и оперного искусства в Европе. Многое из того, что было доступно впервые услышать Вернадскому, сейчас уже – далекая классика: оперы Россини, Беллини, Доницетти, Верди. Многие даты оперных премьер молодых французских и итальянских композиторов совпадают с периодом пребывания Вернадского в Париже, Вене, Берлине, Риме и др. Это премьера «Сельская честь» Масканьи (1889 г.), «Паяцы» Леонковалло (1892 г.), оперы Пуччини: «Богема» (1895 г.)  и «Чио-Чио-сан» (1904 г.) Молодые французские композиторы Массне, Тома, Делиб, Бизе, Гуно в это время создают новый жанр – лирическую оперу. Особенно была велика популярность опер «Кармен» Жоржа Бизе и «Фауст» Шарля Гуно. В 1887 г. прошла пятисотая постановка «Фауста», в 1894 г. праздновался ее юбилейный тысячный спектакль уже с включением балета «Вальпургиева ночь».

Масканьи "Сельская честь"

Ария Канио из оперы леонковалло "Паяцы"

Опера Богема 1982 год.

Жорж Бизе - Кармен

«Фауст» Гете — одно из любимых произведений Вернадского. В его личной библиотеке хранилось около 60 томов сочинений Гете и книг о нем, изданных в разных странах мира, и около десятка разных изданий «Фауста». Известное высказывание Вернадского: «Манфреды и Фаусты удовлетворяют большему чувству, чем Ньютоны и Лавуазье» совпадает с мнением Чайковского, который в одном из писем пояснил свое понимание «Манфреда»: «Байрон с удивительной силой и глубиной олицетворял всю трагичность борьбы нашего ничтожества со стремлением к познанию роковых вопросов бытия. Говорят, что идея «Манфреда» та же, что и в «Фаусте». Премьера «Манфреда» состоялась в Москве 11 марта 1880 г. В том же году она прозвучала в Павловске и Москве.
В музыке Чайковского «Манфред» выражена идея трагедии человеческой личности, проблема жизни и творчества.
Увертюра Р. Шумана «Манфред» принадлежит к лучшим мировым симфоническим сочинениям. Остро выразительная, тревожная, она передает мир байроновского героя, жаждущего счастья и трагически гибнущего.
Интересно, что тема Фауста – любимая тема Вернадского, проходит через творчество не только Гуно, но и многих композиторов: у Бойто -  «Мефистофель», у Шумана — «Фауст», у Берлиоза в «Осуждении Фауста», в симфонической увертюре Р. Вагнера «Фауст», у Листа «Фауст» и «Мефисто» вальсы и польки. Философская мысль гениального Гете роднит поэта, композиторов и ученого. Между интуицией и опытом художника и ученого Вернадский ставит знак равенства, т.к. он видит науку исключительно как результат художественного вдохновения: «Наука создалась и отделилась от своих исторических корней – художественного вдохновения. Нередко так научно работал Гете». У Шумана, Берлиоза, Вагнера, Листа образ Фауста передан с гениальной силой. Музыка этих композиторов соответствует гетевской характеристике Фауста как ученого.

Фёдор Иванович Тютчев

"Фауст"  Гете

Сергей Рахманинов 

Трудно сказать, когда пробудилась у Вернадского глубокая любовь к искусству. Пожалуй, с детских лет, когда он слушал летом в деревне мелодичные украинские песни, когда няня рассказывала ему волшебные сказки, когда за границей он посещал с родителями музеи, когда он учился у своего брата рисовать, писать, складывать стихи.
Вернадский подходил к искусству, как естествоиспытатель подходит к природному явлению, стремясь вскрыть его неявную, глубокую сущность, его место в "гармонии мира".
Очень показательно в этом отношении его толкование одной из наиболее знаменитых картин Альбрехта Дюрера. Ее он видел, нет, точнее изучал, осмысливал, посещая мюнхенскую пинакотеку. Картина Дюрера, о которой подробно написал Вернадский, называется "Четыре апостола".

Вернадский увидел картину Дюрера по-своему. Невозможно утверждать, что он ее понял в полном соответствии с замыслом автора. Главное — он понял ее глубоко, интересно, как истинный мыслитель.
Апостола Иоанна (он стоит слева, держа в руке раскрытую книгу, и внимательно, спокойно ее читает) Вернадский считает образом религиозного мыслителя, искреннего искателя правды. Рядом с Иоанном стоит апостол Петр (он держит в руке ключ от царства небесного и напряженно, как бы силясь что-то понять, также заглядывает в раскрытую книгу). "Он в конкретных словах разъяснит то, что говорил другой, то, к чему мчалась мысль и чувство другого, более глубоко понимающего человека. Он не поймет его, исказит его, но именно потому его поймут массы…"
Вернадский, глядя на картину, мысленно охватывал не только то исторически сложное время, когда она создавалась, не только очевидную религиозную идею, но глубокую трагедию человеческой истории, величие мощных движений человеческих масс и светлых стремлений отдельных искателей истины.

Вальпургиева ночь

Wagner - Faust Overture

Две ветви познания — искусство и наука — были для Вернадского как бы продолжением его органов чувств, связывающих его со всем человечеством, со всей Вселенной. "Художественное творчество выявляет нам Космос, проходящий через сознание живого существа, — писал он. — Прекращение деятельности человека в области искусства… не может не отразиться болезненным… подавляющим образом на науке".
Может показаться, что Вернадский слишком по-научному относился к искусству, слишком детально и внимательно осмысливал некоторые произведения, слишком строг был к "развлекательному искусству". Спорить с таким мнением трудно, — тем и отличается искусство от науки, что тут слишком многое принимается субъективно, оценивается такими личными категориями, как "нравится — не нравится".
Доказательства правоты тут несводимы к логически непротиворечивой теореме. Вернадского можно считать ученым в искусстве. Но одновременно он был человеком искусства — вдохновенным, темпераментным — в науке. Это во многом определило его замечательные творческие достижения. Он умел работать над научными проблемами так же, как работают великие поэты, сочиняя стихи, или великие художники, создавая картины. Он почувствовал это в самом начале своего научного пути. Вот его высказывание, датированное 1887 годом: "Ученые — те же фантазеры и художники: они не вольны над своими идеями; они могут хорошо работать, долго работать только над тем, к чему лежит их мысль, к чему влечет их чувство. В них идеи сменяются; появляются самые невозможные, часто сумасбродные; они роятся, кружатся, сливаются, переливаются. И среди таких идей они живут и для таких идей они работают".
Но самое главное, пожалуй, не в этом. И за научными символами, и за художественными произведениями чувствовал Вернадский дыхание мира, биение пульса живой природы — бесконечно богатой, разнообразной, изменчивой, включающей в себя и человека, и его создания.
Цельность ощущения природы, ее живой образ, ее воздействие на человека более характерны для искусства, чем для науки. Вот почему без искусства не было бы великого ученого.

Рисунок дома Вернадских в Тамбовской  губернии, сделанный Вернадским В.И. в 1891 г.

Вернадский В.И.

Альбрехт Дюрер"Четыре апостала"

bottom of page